— Гавайи.

На Гавайи уезжал не только Лоренц.

Пока мы готовились к операции на яхте в Майами, моего самого верного союзника в Вашингтоне, Эрика Айвса, перевели в Гонолулу. Это не было связано с делом музея Гарднер, просто в ФБР есть обычай тасовать молодых руководителей по всей стране каждые три года. Но это была огромная потеря. Во время расследования по делу Гарднер Эрик неоднократно противостоял руководителям-бюрократам. В последний день он даже отправил письмо с просьбой дать мне свободу действий в моей работе.

ФБР не нашло замены Эрику. Его должность начальника отдела краж в особо крупных размерах осталась вакантной. Много месяцев спустя ситуация только ухудшилась. ФБР реорганизовало свою деятельность и ликвидировало отдел крупных краж, передав его дела другим подразделениям. Отдел, занимавшийся похищенными произведениями искусства, был переведен в департамент по борьбе с насильственными преступлениями, где сразу стал низкоприоритетным. Его затмевали основные задачи ФБР: отлов похитителей, гангстеров, торговцев наркотиками, грабителей банков и беглецов.

В этой бюрократической машине специалисты по искусству утратили энтузиазм.

Пока Лоренц отдыхал, совместная операция Майами и Марселя на яхте была приостановлена. Но мои коллеги во Франции не теряли времени зря.

Из беседы с Пьером в четверг я узнал, что теперь начальник французского SIAT и агент ФБР в Париже собираются выжить меня и провести операцию во Франции своими силами. Тот самый глава SIAT, который когда-то сказал мне, что Лоренц не может въехать во Францию, теперь строил планы, как провезти его в страну и заключить сделку без меня. Я был потрясен. Одно дело, когда оперативником вроде меня командует бостонский начальник, и совсем другое — когда коллега-американец в Париже устраивает сговор против меня с полицейским другого государства.

Я рассказал Пьеру про Фреда, его бредовую докладную, недовольство и совещание в Вашингтоне, потерю Эрика как главы подразделения и о том, как это повредит борьбе с преступностью в сфере искусства. Мы обсудили сделку на яхте в Майами, и, когда я упомянул, что ее отложили на три недели из-за отдыха Лоренца на Гавайях, Пьер рассмеялся.

— Что тут смешного, черт возьми? — спросил я.

— Мои люди в Париже, ваши в Париже, Фред в Бостоне; Лоренц греет бока на пляже, когда ты хочешь заключить сделку; твоего друга Эрика перевели, — ответил он. — Все вставляют тебе палки в колеса.

Накануне сделки на яхте в Майами я принес шесть поддельных картин домой к Лоренцу. Втащить их помогал Санни.

Мы втроем сидели под пальмами у бассейна и курили сигары в нескольких шагах от причала и любимых гидроциклов Лоренца.

Я изложил план: шесть картин за миллион двести тысяч долларов. Лоренц старался изображать крутого, но было заметно, что он взволнован. Я сомневался, что он когда-нибудь пачкал руки, — он платил, чтобы это делал за него кто-то другой. Санни тихо сидел и курил, потягивая воду Evian. Закончив, я спросил Санни, есть ли у него вопросы.

— Нет, все понятно, — ответил он. — У меня есть страховка. Пистолет.

— Никакого оружия, — возразил я. — Если нас обыщут на яхте, это оскорбит хозяев. Я никогда не ходил на сделку с оружием. Не было нужды.

Санни засмеялся.

— А я никогда не ходил на сделку без оружия!

Он повернулся к Лоренцу.

— Объясни Бобу, что сказал Патрик. — Патрик был одним из тех, с кем они контактировали на Французской Ривьере.

— Он хочет продать нам с десяток картин, — сказал Лоренц. — Там есть Моне и, думаю, остальные. Он пришлет фотографии. Он говорит, что они стоят сорок миллионов евро, а он хочет шесть миллионов.

— Сколько это в долларах? — спросил я. — Десять миллионов?

— М-м-м, скорее девять, — ответил Лоренц. — Тебе интересно? С этими парнями шутки плохи. Как только ты дашь согласие на покупку, ты должен будешь довести дело до конца.

— Или? — сказал я, притворяясь, что не понимаю, чтобы спровоцировать реакцию.

Санни усмехнулся и встал, затем начал взволнованно шагать туда-сюда и быстро говорить по-французски. Лоренц переводил:

— Дело серьезное. Мы не хотим ссориться с этими людьми. Они хладнокровные убийцы. Они застрелили моего лучшего друга. Он ехал в своей машине, а киллер на мотоцикле остановился у светофора и выстрелил в него. Мы имеем дело с плохо организованными бандами. У них около двухсот человек: во Франции, Испании, Сербии, на Корсике. У разных банд разные тайники с картинами. Некоторые из них годами сидят в тюрьме и прячут картины, ожидая приговоров. Часть картин сильно повреждены, ведь их вырезали из рам. Один из больших Рембрандтов, которые ты ищешь, совсем плох. Наш друг Патрик постарается отреставрировать его.

Я встревоженно прервал тираду Санни.

— Нет-нет! Скажи ему, пусть не делает этого. Это может ухудшить ситуацию, снизить стоимость. Я обращусь к профессионалам. У меня есть знакомые.

Я сказал Санни, что подумаю о покупке Моне, но на самом деле очень хотел полотна старых мастеров, особенно Вермеера и Рембрандта. Но Санни был непреклонен.

— Для начала надо брать то, что они предлагают.

Сделку на яхте в Майами провернули на следующий день.

Мы привезли в гавань шесть картин в новом платиновом «Роллс-Ройсе» Лоренца. Я и Санни перенесли их на крытую яхту «Пеликан». Она курсировала у порта Майами до раннего вечера, мы наблюдали, как секретные агенты в бикини танцуют и едят клубнику, и я «продал» фальшивые картины фальшивым колумбийским наркоторговцам за миллион двести тысяч долларов.

Они заплатили фальшивым банковским переводом, алмазами и крюгеррандами из хранилища ФБР. Когда мы сошли с яхты, я бросил мешочек с десятью бриллиантами Санни и дал Лоренцу несколько золотых монет.

— Это за вашу помощь сегодня.

Санни взвесил мешочек и сказал:

— Ужин с меня.

Отмечать мы отправились в La Goulue. По дороге в Майами-Бич Санни больше интересовали разговоры о наркоторговцах и девушках в бикини, чем о живописи. По его словам, на яхте он обсудил с одним из колумбийцев возможную сделку с «дурью».

— Я не знаю этих парней, — сказал Санни. — Я их не знаю. Может, они копы.

— Да, будь осторожен, я тоже их плохо знаю, — ответил я, пытаясь казаться равнодушным, но не отговорить от сделки с наркотиками. — Но все-таки не стоит связываться с веществами, Санни. Ты заработаешь больше на предметах искусства. Дружище, если тебе они нравятся, это твое дело. Может, ты с ними лучше знаком. А что до этих ребят, я знаю только, что их деньги хороши. Но решать тебе. Я не хочу вмешиваться.

— М-м-м, — произнес Санни. — Не знаю.

Я увел разговор в сторону, не зная, заглотнет ли он наживку. Вариант с наркотиками, придуманный агентами из Майами, должен был расширить возможности в деле Гарднер. Как минимум мы надеялись, что познакомим Санни с другими тайными агентами ФБР, которым он сможет доверять. Мы бы подождали, понаблюдали, как развивается дело Гарднер, и, если это будет уместно, предъявили Санни серьезное обвинение в наркоторговле и попытались обмануть его: пригрозить долгим тюремным сроком, если он не поможет нам вернуть бостонские картины. И мы считали, что сценарий с наркотиками может стать нашим спасательным кругом в чрезвычайной ситуации. Если нам нужно будет внезапно арестовать одного из участников сделки по картинам из музея Гарднер — здесь или во Франции, — мы сможем переложить вину на одного из новых приятелей Санни, внушив всем, что он доносчик.